Технический дефолт по государственным долговым обязательствам (отказ от их выполнения) был объявлен 17 августа 1998 года одновременно с девальвацией рубля. Выплаты десятков миллиардов рублей по долговым обязательствам были заморожены, а национальная валюта за считаные недели ослабела в несколько раз.

Кто виноват

Дискутируется вопрос о неизбежности кризиса 1998 года и объявления дефолта, до сих пор ведется поиск виновных. Один из мифов заключается в том, что «либералы» в правительстве (определение используется как ругательство) занимались только тем, что разворовывали бюджет. Позиция этих зловредных «либералов»: «государство должно служить глобальному бизнесу, а не народу», заявил 15 августа на пресс-конференции глава Института проблем глобализации Михаил Делягин.

Другой миф — кризис в том виде, который мы наблюдали, был предопределен, и избежать его было нельзя. «Кризис был неизбежен», — заявил 16 августа на пресс-конференции в РИА «Новости» научный руководитель Высшей школы экономики Евгений Ясин. Поэтому нет кого-то одного виноватого. «Мы были вторыми в очереди после Азии», — считает Ясин. «Не совсем так», — возразил ему Яков Уринсон, бывший в 98-м министром экономики. Это было бы справедливым, если бы кризис был системным. Но он таковым не был, о чем свидетельствует быстрое восстановление экономики и финансов после дефолта и обвала рубля. Кризис вызвали противоречия, связанные с властью, системой управления, считает Уринсон, и он не был неизбежен «при нормальной работе» и принятии предлагавшихся правительством реформ.

Предпосылки кризиса

Финансово-экономическая ситуация в 1998 году оставалась сложной. Трансформационный спад в экономике после распада СССР и перехода к рынку продолжался вплоть до 1996 года, достигнув 40%. Рост ВВП на жалкие 1,7% наметился лишь в 1997 году, отметил 14 августа на пресс-конференции в РИА «Новости» председатель Наблюдательного совета ВТБ Сергей Дубинин, бывший на тот момент председателем Банка России.

Запустить экономический рост не удавалось, сбережения не трансформировались в инвестиции, капитал уходил из России. «Все пытались «трясти» бюджет, считали его бездонной бочкой», — вспоминает Дубинин.

В 1994 году было принято решение о запрете эмиссионного финансирования бюджета, и колоссальными трудами в 1995 году бюджет был почти сбалансирован, вспоминает проректор по инновационному развитию Финансового университета при правительстве России Сергей Сильвестров, бывший тогда экономическим советником председателя Совета Федерации, а после участвовавший в работе комиссии по расследованию причин дефолта. Если в 1992 году дефицит бюджета составил 24,7%, то в I полугодии 1998 года он снизился до 6,2%, отмечает Дубинин. Но контролировавшаяся левыми Дума блокировала меры экономии, вносимые правительством, отметил Уринсон, поэтому полной бездефицитности добиться не удалось. К тому же выборы президентом Ельцина в 1996 году вызвали новые траты бюджета, отметил Ясин.

Хронический дефицит бюджета приводил к тому, что Россия наращивала заимствования на внешнем и внутреннем рынках. Внутренний долг достиг 18,7% ВВП, внешний — 7,6% ВВП, внешний долг Советского Союза, правопреемницей которого была Россия, — 15,2% ВВП, отметил Дубинин.

По данным Банка России, к 1998 году обязательства перед нерезидентами на рынке ГКО-ОФЗ (государственным краткосрочным обязательствам и облигациям федерального займа) и фондовом рынке превысили $36 млрд, общая сумма платежей государства в пользу нерезидентов приближалась к $10 млрд в год. При этом резервы Центробанка составляли $24 млрд. Банковская система России была слабой, в конце 1997 года совокупные активы отечественных кредитно-сберегательных учреждений составляли около $20 млрд, отмечает Сильвестров. Кроме того, банки постоянно испытывали дефицит денежных средств.

При этом власти придерживались жесткой монетарной политики, боролись с инфляцией, и здесь были достигнуты успехи: если в 1992 году прирост индекса потребительских цен (ИПЦ) составил 2509%, то в 1997 году — 11,2%.

Для этого поддерживался завышенный курс рубля. Только за 1992-1995 годы реальный курс рубля (то есть с учетом инфляции) вырос в 20 раз. И в последующем был зафиксирован в «валютном коридоре» на этом уровне. Это означает, что импорт стал в 20 раз дешевле, а экспорт — менее прибыльным. Это было одной из главных причин угнетения российского производства.

В год перед дефолтом ухудшилась внешнеэкономическая конъюнктура. Стали снижаться цены на нефть. В 1997 году нефть стоила $25-28 за баррель, а 18 августа 98-го — уже всего $7,8, отметил Сильвестров. Летом 1997 года платежный баланс России стал отрицательным, отмечает Дубинин.

В конце 1997 года разразился азиатский финансовый кризис. Он сопровождался выводом капиталов с рынков развивающихся стран глобальными инвесторами, поэтому резко возросла оценка рисков российских ценных бумаг. Стоимость обслуживания займов стала возрастать. Уже к 1 декабря ставки по ГКО-ОФЗ выросли до 40% с 20%. Ко II кварталу 1998 года этот показатель дошел до 50% и продолжал расти. Правительству приходилось делать новые займы для погашения старых, то есть на рынке ГКО образовалась классическая финансовая пирамида. «Основная часть дохода бюджета тратилась на поддержание этой пирамиды», — отметил Сильвестров.

В августе 1998 года правительство приняло решение о резком — с $6 млрд до $14 млрд — увеличении лимита внешних заимствований России в текущем году. Фактически такое решение стало свидетельством невозможности финансирования бюджета из внутренних источников.

11 августа обрушились котировки российских ценных бумаг на биржах. Банки стали активно скупать валюту. 13 августа рейтинговые агентства Moody"s и S&P понизили долгосрочный кредитный рейтинг РФ. Тогда же в газете Financial Times вышла статья финансиста Джорджа Сороса, в которой тот заявил о неизбежности краха «пирамиды ГКО». По словам Дубинина, прочитав эту публикацию, он тут же купил билет на самолет из Италии, где находился в отпуске, в Москву. Начался массовый сброс ГКО-ОФЗ, вкладчики стали снимать деньги и менять рубли на наличные доллары. Атака на долговой рынок и национальную валюту вызвала горькое решение о дефолте.

Были ли иные варианты

Предложения о девальвации выносились еще в 1996 и 1997 годах, вспоминает Сильвестров.

«Отпустить» рубль можно было в конце 1997 года, отмечает Дубинин. Но этого не делали, поскольку необходимо было сначала увеличить поступление налогов и снизить дефицит госбюджета. К тому же опасались банкротства банковской системы: банки в России покупали ГКО для иностранных клиентов на условиях опциона, и при резком росте курса доллара они не смогли бы выполнять свои обязательства, указывает Дубинин.

Спасти ситуацию могло бы и экстренное финансирование (МВФ), добавляет он. Первый транш от МВФ в размере $4,8 млрд был получен накануне дефолта, но этого оказалось мало. По словам Уринсона, речь суммарно шла о $30 млрд.

Если бы России дали тогда сколько, сколько сейчас тратят на спасение Греции, никакого дефолта не состоялось бы, предполагает Дубинин.

В 1998 году еще был выбор: или дефолт, или мгновенная девальвация, отмечает Уринсон. Планировалось обвалить рубль на 10-15%, но были опасения, что этим дело не закончится и падение составит 30-40%.

Уроки и итоги

Основной итог: все опасения, испытываемые финансовыми властями, сбылись, причем в гораздо большей степени и одновременно. В результате было надолго подорвано доверие иностранных инвесторов и населения к национальной валюте и банковской системе, сменились правительство и глава Центробанка. Рубль упал резко: если 15 августа 1998 года официальный курс рубля к доллару США составлял 6,29 рубля за доллар, то 1 сентября 1998 года — 9,33 рубля, 1 октября — 15,91 рубля, 1 января 1999 года — 20,65 рубля.

Это привело к всплеску инфляции, банкротству многих предприятий малого и среднего бизнеса и ряда банков, включая крупнейшие, потере вкладов граждан, снижению жизненного уровня широких слоев населения. За дефолт заплатило население, признает Уринсон.

Вместе с тем переход к рыночному способу курсообразования оказался благотворным для экономики. Поскольку в России было большое количество недоиспользованных производственных мощностей,

девальвация классически дала импульс к развитию для бизнеса, работающего на экспорт или конкурирующего с импортом. Падение курса рубля в 4,5 раза привело к равновесию платежного баланса, добавляет Ясин. «Решение состояло в том, чтобы отойти в сторону и дать рынку работать», — вспоминает он.

После кризиса немедленно началось оздоровление, рост ВВП, невиданный с 1990 года, отмечает Ясин. Этому способствовали и средства, выделенные промышленности правительством Примакова из кредита МВФ, и рост экспортных цен в дальнейшем, добавляет Уринсон. Рост производства вызвал повышение доходов населения, и всего за год после кризиса был восстановлен докризисный уровень жизни.

Курс рубля стал плавающим. Возросла бюджетная дисциплина. «Были заложены основы дальнейшего экономического роста», — убежден Дубинин. По его мнению, кризис показал, что кредитно-денежная стабилизация должна быть реализована одновременно с бюджетной стабилизацией, банковская система должна быть хорошо регулируема, а оптимальная валютная политика — плавающий курс, определяемый ежедневно на рыночной основе. И нынешний кризис доказал, что уроки дефолта 1998 года выучены, подытожил Дубинин. К кризису 2008 года у России уже был и опыт, и инструменты для противодействия, отмечает Сильвестров.

Но возможности, открытые девальвацией, исчерпались в 2003 году, когда власти «решили некоторые вопросы» с бизнесом, а цены на нефть выросли и правительство могло не считаться с рынком, заключает Ясин.

Развал СССР, случившийся в начале 90-х годов прошлого века, для кого-то стал «величайшей катастрофой», для кого-то радостным сюрпризом, но и для тех и для других обернулся экономическим коллапсом. Пик этой катастрофы случился в августе 1998 года. А еще точнее - 17 августа, когда России признало невозможность сводить концы с концами и объявило всему миру о своем банкротстве. Был объявлен дефолт (отказ от выполнения обязательств) по основным долговым обязательствам.

Экономика страны к этому времени пришла в упадок. Доходы бюджета снизились, по подсчетам экономиста Евгения Ясина, на 40%. При этом коммунисты, контролировавшие и выступавшие против политики реформ, требовали наращивать расходы для улучшения жизни «простых россиян».

Уровень жизни в 90-е годы и в самом деле резко обвалился по сравнению с временами СССР, часть советских предприятий обанкротилась, были задержки зарплаты, росла безработица, производственные мощности, способные приносить доход, были, как тогда говорили, «прихватизированы бандитами» и «красными директорами», а потом перекуплены банками. Правительство отдавало госсобственность за бесценок, в обмен на займы и политическую лояльность курсу реформ.

Налоги собирать не получалось даже у ВЧК (временной чрезвычайной комиссии), созданной, как сейчас бы сказали, «успешным менеджером», а тогда вице-премьером . Для выполнения социальных обязательств правительство было вынуждено наращивать заимствования на внутреннем и внешнем рынке через продажу гособлигаций.

Власти продавали ГКО - государственные краткосрочные облигации, условно говоря, за 100 рублей, и обещали держателям ГКО через год вернуть долг, выплатив 149 рублей за каждую облигацию (в середине 1998 года доходность ГКО удвоилась и составлял 49,2%). Среди держателей ГКО были российские инвесторы, банки и иностранные фонды (нерезиденты). Но во второй половине 90-х эта схема пополнения госбюджета стала давать сбои. Обязательства по погашению ГКО накапливались, а приток реальных денег в бюджет сокращался.

Этому способствовали несколько причин. , занимавший тогда пост замминистра финансов, в интервью «Газете.Ru» назвал, как минимум три причины кризиса: политическое противостояние Ельцина и КПРФ, обвал нефтяных цен, финансовый кризис в юго-восточной Азии.

Из-за этих событий иностранные инвесторы стали опасаться давать взаймы развивающимся экономикам. Или давали, но на более жестких условиях. Ко времени объявления дефолта нерезиденты купили облигаций на $10 млрд. Обслуживание ГКО стало проблемным и новые займы привлекались в том числе для того, чтобы расплатиться по предыдущим и закрыть дефицит бюджета. Причем объемы привлечения денежных средств с рынка постоянно увеличивались. Так, объем размещения ГКО-ОФЗ вырос со 160 млрд рублей в 1995 году до 502 млрд рублей в 1997-м. Сформировалась финансовая пирамида.

Кроме того, для покрытия дефицита бюджета правительство брало в долг у Международного валютного фонда, Всемирного банка и других финансовых организаций. Но 3 июля 1998 года исполнительный директор Мишель Камдессю заявил, что даже в случае исполнения Россией всех требований фонда, он вряд ли сможет выдать заем в $15 млрд, который запросила Россия. Впрочем, спустя неделю МВФ все-таки согласовал заем, причем на $25 млрд, чтобы западные инвесторы не потеряли средства, ранее вложенные в ГКО.

Спалили кредиты и резервы

Кроме того, правительство пыталось бороться с инфляцией с помощью достаточно спорных мер. Например, за счет удержания завышенного курса рубля к доллару, на что тратились значительные средства.

В одном из августовских отчетов о расходовании очередного транша МВФ в $4,8 млрд председатель ЦБ сообщил: $1 млрд пошел на погашение долгов по ГКО, а $3,5 млрд потрачены на удержание курса рубля.

В качестве антиинфляционной меры использовалось также сокращение денежного предложения, в том числе за счет массовых невыплат зарплат и пенсий, невыполнения обязательств по госзаказу и перед бюджетными организациями.

В итоге инфляция немного снизилась, но денег в обороте становилось все меньше, инвестиции в экономику не росли, начался рост неплатежей между коммерческими партнерами, расцвели бартерные сделки, при которых с контрагентами расплачивались не деньгами, а товарами и услугами.

Одновременно с этим правительство проводило либерализацию международных операций с валютой, что приводило к оттоку капитала из страны и усиливало внешнее давление на российский рубль.

Экономика взяла «плавающий курс»

Власти тем не менее обещали, что девальвации не будет. 14 августа президент сделал эпохальное заявление на эту тему: «Девальвации рубля не будет. Это твердо и четко». Он обосновал свою позицию:

«Мое утверждение — не просто моя фантазия, и не потому, что я не хотел бы девальвации. Мое утверждение базируется на том, что все просчитано. Работа по отслеживанию положения проводится каждые сутки. Положение полностью контролируется».

Но через три дня правительство объявило о том, что на 90 дней приостанавливается выполнение обязательств перед нерезидентами по кредитам, сделкам на срочном рынке и по залоговым операциям. Купля-продажа ГКО прекратилась.

Одновременно было объявлено об отказе от удержания стабильного курса рубля к доллару США. ЦБ ввел «плавающий курс» рубля, расширив при этом границы валютного коридора с 6 руб. до 9,5 руб. за доллар.

Слова «дефолт» в заявлении правительства не было, но экономика ушла в крутое пике. Курс рубля к концу 1998 года упал более чем в 3 раза — с 6 рублей за до 21 рубля за доллар.

Вскоре после дефолта был отправлен в отставку премьер и глава Сергей Дубинин. Новым премьером был утвержден , а руководителем ЦБ — .

Дефолт был жесткой посадкой. И правительство это понимало. Это был удар по имиджу страны. Из интервью «Газете.Ru» , тогдашнего зампреда ЦБ следует, что обсуждались и альтернативные варианты борьбы с дефицитом бюджета и покрытия долга перед держателями ГКО.

ЦБ в 1998 году мог включить печатный станок и размыть госдолг.

Но от этого варианта отказались. Хотя по словам Олега Вьюгина, он обсуждался в ночь с 17 на 18 августа. Пришли к выводу, что гиперинфляция, которая неизбежно последовала бы за вбросом дополнительной денежной массы, это худшее из зол.

Призрак дефолта на горизонте

С позиции сегодняшнего дня и Вьюгин, и Алексашенко уверенно заявляют, что дефолт был правильной мерой, оздоровил экономику России, западные инвесторы вернулись на российский рынок ОФЗ уже через год после объявленного властями дефолта.

А в начале 2000-х цена на нефть пошла в рост, и российская экономика вместе с ней. В 2008-м нефть обвалилась и экономика РФ снова обвалилась вместе с ней.

Граждане и власти извлекли уроки из двух кризисов - 1998 и 2008 годов, отмечают участники тех событий. Была создана система страхования вкладов, позволяющая сохранить хотя бы часть накоплений граждан. Но граждане тем не менее не могут избавиться от горького опыта. Как только с высоких трибун слышат заявления о том, что все будет хорошо, сразу же бегут в банк снимать с депозита последние копейки.

В июле выступил с прогнозом, сообщив, что в России возможно повторение событий 1997-1998 годов. Имеются похожие симптомы, например, рост задолженности и замедление темпов экономического роста. Всемирный банк также прогнозировал ухудшение ситуации на глобальных рынках.

С этим диагнозом не согласны ни в Кремле, ни в экспертном сообществе. Пресс-секретарь президента РФ сообщил, что нет поводов для дефолта. А экономист сообщил «Газете.Ru», что в России сейчас стагнация, причем, похоже затяжная, но это означает, что в таких условиях не будет ни роста, ни дефолта.

Это мы объявили дефолт. Двадцать лет спустя. Часть 1

Сотни банков в одночасье разорились, сотни тысяч людей потеряли свои вклады, а курс доллара к рублю за короткое время вырос более чем втрое. Однако экономика страны от дефолта во многом даже выиграла.

Есть специалисты, и их совсем немало, которые уверены, что произошло это именно благодаря дефолту. Но ведь благодарить за нынешнее, пусть весьма относительное экономическое благополучие, надо совсем не тех, кто объявил дефолт, а тех, кто оперативно и весьма профессионально ликвидировал его последствия.

О том, что Россия фактически признала себя банкротом, автору этих строк довелось узнать в отпуске за границей. И когда в премьерском кресле автора дефолта Сергея Кириенко вновь сменил уважаемый Виктор Черномырдин , супруга тут же потянула меня в магазины - срочно сбрасывать рублёвую наличность.

Виктор Степанович Черномырдин после дефолта ненадолго вернулся в кресло премьера

Впрочем, и долларовую тоже: были серьёзные опасения, что оборот валюты в стране могут резко ограничить. Никто тогда не верил в возвращение финансовой стабильности. Рубль буквально за считанные дни рухнул по курсу сначала вдвое, потом втрое, а к концу 1998 года - почти в четыре раза.

Банк России всё же пытался избежать резкой девальвации национальной валюты. Стоит напомнить, что курс рубля упал в три-четыре раза отнюдь не сразу, в отличие от осени 2014 года, рубль дешевел достаточно плавно.

Впрочем, приобрести валюту осенью 98-го по приемлемому курсу мало кому удавалось, банки задирали маржу так, что попросту распугивали покупателей. И всё же отметки в 20 рублей доллар достиг только к Новому году. И лишь весной 99-го долларовый курс был уже 23-24 рубля.

1998 год вообще оказался для российской экономики, и особенно для финансового сектора, едва ли не самым сложным за все годы после реформ. И о том, что страну ждут серьёзные потрясения, пытались предупреждать очень многие. И в первую очередь, как ни странно, не специалисты, а немногочисленные тогда ещё деловые печатные СМИ, в том числе и официальные.

Особой прозорливостью отличилась правительственная «Российская газета», в ведомственных приложениях которой («Бизнес в России» и «Экономический союз») уже с февраля буквально били в набат. Главный редактор Анатолий Юрков за это получил жёсткий нагоняй от самого президента Ельцина, причём сделано это было с подачи Минфина, где издание прямо назвали «антиправительственной правительственной газетой».

Удивляться этому не стоит. Пресса тогда ещё реально дышала воздухом свободы. И именно в феврале 98-го, когда совет директоров Банка России поднял ставку рефинансирования до рекордных 42 процентов годовых, журналисты «РГ» назвали пирамидой систему реализации государственных ценных бумаг.

Пирамида ГКО и ОФЗ, государственных казначейских обязательств и облигаций федерального займа, только начинала раскручиваться, когда иностранные инвесторы стали эти ценные бумаги сбрасывать.

Ответом и стало повышение банковской ставки, а параллельно с этим и выплат по ГКО и ОФЗ. В условиях почти застывшей промышленности и чудовищного кризиса неплатежей игры в финансовую стабильность с почти фиксированным курсом доллара в 6 рублей оказались очень опасными.

Уже через пару недель в том же правительственном официозе специалисты высказали крамольную мысль, что при завышенной доходности ценных бумаг «не будет удивительным, если окажется, что суммарный интерес западных банков по ГКО вообще превышает эмиссию российских гособлигаций». Идея небезызвестного Джорджа Сороса «скупить Россию на корню» тут просматривается сразу, не правда ли?

Дальше - больше. «Дешёвые деньги могут дорого обойтись» - это заголовок статьи из «Бизнеса в России», в которой комментировался сдвоенный транш от Международного валютного фонда. Суммой всего-то в 1,3 миллиарда долларов.

Примерно в те же дни в кресло премьера пересаживается 36-летний министр топлива и энергетики Сергей Кириенко, и первым подарком ему от журналистов идёт публикация официального доклада Межведомственной комиссии о плачевном состоянии российских финансов: «Неплатежи: и штык не колет, и пуля не берёт!»

Проходит ещё два относительно спокойных месяца, и всё та же «Российская газета» позволила себе масштабно процитировать того же Джорджа Сороса. Выступая в библиотеке Конгресса США, тот отметил, что «Москва действительно хочет предотвратить девальвацию», но прямо оценил ситуацию в России как критическую.

Впрочем, как видно, в качестве противовеса официоз опубликовал уже в следующем выпуске интервью с заместителем министра финансов Олегом Вьюгиным. Он достаточно уверенно сказал, что Минфин не видит оснований для девальвации рубля. Наконец, всего за 10 дней до «критического дня» обозреватель «Российской газеты» Александр Величенков лихо сравнил строителей пирамиды ГКО-ОФЗ с любителями азартных игр, назвав свой экономический обзор «Сыграем в бридж по-крупному».

17 августа и сыграли. А ведь из официоза всеми силами пытались привлечь внимание наших финансовых рулевых к тому факту, что «ситуация, когда котировки на рынке ГКО-ОФЗ выше ставки ЦБР, затянулась недопустимо».

И всё же не так страшен оказался дефолт, как его малюют. «Девальвация управляема, когда ею управляют ». Это снова цитата из «Российской газеты». Не станем отрицать, и другие СМИ предупреждали, но именно официоз в правительстве тогда хотя бы читать были просто обязаны.

Характерно, что после дефолта деловые СМИ практически сразу отказались от критики, следуя принципу, что после драки кулаками не машут. В публикациях преобладали рецепты того, как же справиться с последствиями крушения национальных финансов. Помогало это, конечно, плохо, но после назначения премьером Евгения Максимовича Примакова появилось что-то вроде уверенности. Выкарабкаемся!

Особенно после того, как новый премьер развернул свой самолёт над Атлантикой, по сути, отказавшись от американской помощи. А ещё вдохновила неприкрытая брань целого ряд либеральных, хотя тоже «деловых», изданий по этому поводу. Числящийся лидером среди деловых СМИ «Коммерсантъ» вообще утверждал, что разворот премьера обошёлся стране аж в 150 миллиардов долларов.

И ведь выкарабкались! Да, за счёт разорения сотен тысяч соотечественников, за счёт беспрецедентного снижения уровня жизни и падения зарплат и пенсий ниже плинтуса, за счёт краха почти всех крупных банков, за счёт жесточайших мер бюджетной экономии наконец. Но ведь всё это было уже после дефолта.

А 17 августа 1998 года, когда информационные агентства выдали в свет рутинное, на первый взгляд, сообщение «Об очередных мерах государственной денежно-кредитной политики», это была бомба. И не замедленного, а немедленного действия.

Решение о дефолте принималось, конечно же, не только Борисом Ельциным и Сергеем Кириенко, но подписи ставили они

Название, согласитесь, в самую пору для участников какого-нибудь XXXIII или XXIV съезда КПСС, но зато каково содержание!

Правительство Российской Федерации, возглавляемое Сергеем Кириенко, объявило о:

Расширении валютного коридора (что само по себе вовсе не страшно);

Отказе от погашения на договорных условиях краткосрочных государственных облигаций (а вот это уже серьёзно, если учесть, что именно в ГКО вместе с ОФЗ успело уйти уже больше половины госдолга);

Трёхмесячном моратории (отсрочке выплат) по частным (банковским и фирменным) долгам иностранным кредиторам.

Практически мгновенно в прессе прозвучало и страшное слово «дефолт». О нём твердили ещё с весны, от него пытались предостерегать, нам прописывали разного рода рецепты. Среди них особенно популярен был почему-то аргентинский, как оказалось впоследствии, совершенно непригодный.

Ну а самого молодого премьера не без оснований называли чуть ли не могильщиком российской экономики. Сегодня последователи покойного Егора Гайдара готовы назвать Кириенко её же, экономики, спасителем, продолжая талдычить о том, что дефолт оказал оздоровительный эффект для недореформированной экономики.

Да, отдадим должное смелости экс-премьера, который вместе с его партнёром из Центробанка Сергеем Дубининым провел «вскрытие нарыва». Но ведь их для того и назначали. Мы же будем и дальше отстаивать авторское право в реанимации экономики России за Евгением Примаковым, Юрием Маслюковым и Виктором Геращенко.

Евгений Примаков, Юрий Маслюков, Виктор Геращенко

А ведь на путь к дефолту страна встала сразу по объявлении гайдаровской шоковой терапии. Цены в стране, как известно, были отпущены в начале 1992 года. Но ведь сделать это надо было или раньше, или же позже. Либо тогда, когда и у людей, и у государства на руках ещё были кое-какие советские запасы, хотя бы в Госрезерве, и предприятия ещё не замерли, либо тогда, когда появилось чем наполнить прилавки за счёт импорта в обмен на нефть и газ.

Самый неподходящий момент был выбран словно нарочно, в результате чего получили полный крах в финансах и гиперинфляцию, от которых только к тому же 1998 году и стали приходить в себя. Да так, что рубль «стабилизировали» на той самой курсовой отметке чуть выше 6 рублей за доллар. Нефть помогла…

Однако весной 98-го нефть снова стал стремительно дешеветь, а Россия уже успела под экспорт нефти долгов наделать, и, что характерно, в основном за рубежом. Покрывать их стали за счёт заимствования внутри страны, что в то время обходилось намного дешевле. Именно на этой базе и стала расти пирамида ГКО-ОФЗ.

Нельзя забывать, что на олигархов, у которых государство в основном и одалживалось, можно было ведь и надавить. Напомнив при случае о коммунистической угрозе или же о необходимости быть благодарными за залоговую приватизацию. Однако, когда нефтяной подпитки практически не стало, внутренние заимствования тоже стали дорожать.

Это мы объявили дефолт. Двадцать лет спустя. Часть 2

Итак, к началу 1998 года даже внутренние заимствования стали дорожать. Упавшие, причём резко, до 11 долларов за баррель, цены на нефть - это был первый, хотя вряд ли самый важный фактор в пользу российского дефолта. И то, что рост стоимости заимствований случился среди прочего из-за падения нефтяных цен, нисколько не мешало тем же олигархам неумеренно наращивать вывоз чёрного золота за рубеж.

И надавить на олигархов никто даже не попытался. У них просто решили одалживаться. На самых льготных для них, олигархов, условиях.

А для госказны - по сути, на условиях грабительских.

Лёгкие деньги - как наркотик. Центробанк и Минфин ещё при премьерстве Черномырдина взялись строить такую пирамиду из ГКО и ОФЗ, перед которой МММ - просто песочный куличик. В первые дни премьерства Сергей Кириенко, который весной 98-го сменил явно озадаченного немереными долгами Виктора Степановича, ломать механику заимствования почему-то не решились.

Также не решились тогда и пойти на плавную девальвацию рубля. Может быть, наших горе-финансистов смутил тот факт, что как раз в начале 98-го была проведена деноминация рубля - у него срезали три нуля под обещания «вечной финансовой стабильности». Но с нулями у рубля срезали, похоже, и ещё много чего.

Вторым фактором, который толкнул Россию на пусть к дефолту, стала чрезмерно либеральная валютно-денежная политика , когда чуть ли не всё заработанное на нефти и газе тут же утекало за рубежи Родины. Ни о каких масштабных инвестициях в ответ, даже под сурдинку приватизации, речи не было. Не было вливаний ни в фондовый рынок, ни в реальный сектор экономики - хотя бы в виде поставок оборудования или же организации отвёрточных производств.

В Россию тогда гнали только потребительские товары, причем, как правило, не самого высокого качества. Оборонка, а также ещё целый ряд отраслей, на которых держалась, пусть со скрипом, экономика СССР, стагнировали, проедая, а фактически разворовывая накопленный в прошлом ресурс материально-технических средств или сырья.

Даже ликёроводочная промышленность, традиционный источник немалых средств для бюджета, пользуясь ситуацией, почти наполовину ушла в тень, продолжая подкармливать директоров и мафию, но отнюдь не страну.

Ещё одна причина для дефолта, иной раз достаточная для дефолта уже сама по себе - это неумеренные бюджетные аппетиты тогдашней власти , причём как исполнительной, так и законодательной. Да, коммунисты отбивали под социалку неподъёмные суммы, но они же, вместе с соратниками и противниками, не сомневаясь, голосовали также и за совершенно неумеренные расходы на безопасность.

Не оставались обделёнными даже армия и оборонная промышленность, непонятно только, как же они с такими тратами оказались в том состоянии, которое имело место к концу 90-х?

Дорожку к дефолту для страны помогала прокладывать и инфляция, мастерски скрываемая властями, ради чего жертвовались валютные резервы и брались практически невозвратные долги. Но достаточно вспомнить хотя бы остроту тогдашнего политического противостояния, чтобы понять: иного тогдашним «рулевым» просто было не дано.

И наконец, последний, едва ли не решающий фактор в пользу дефолта. О нём почему-то не вспомнили даже в Счётной палате при подведении прискорбных, прямо скажем, итогов одного из важнейших мероприятий эпохи реформ - приватизации. И ваучерной, и залоговой.

И та, и другая почти ничего в итоге не дали государственной казне, зато вывели из-под контроля, из-под управления и даже из-под государева кошелька целые отрасли экономики, причём отрасли самые прибыльные. Правительство прикормило олигархов, которых мы ещё вспомним тут поимённо, само же оказалось в роли того сапожника, что без сапог.

Теперь о собственно дефолте. По всем параметрам, или же законам экономики, которые имеют особенность не срабатывать в самый неподходящий момент, российский бюджет должен был рухнуть ещё весной 1998 года. Как раз тогда, когда на исполнительную власть поставили Сергея Кириенко.

И возможно, было бы даже лучше, если бы молодой Сергей Владиленович сразу объявил что-то вроде дефолта. На практике все меры, принимаемые новыми министрами, только усугубляли ситуацию.

Нельзя не признать, что у тех, кто сегодня призывает к уголовной ответственности за события августа 98-го для Сергея Кириенко и возглавлявшего тогда Центробанк Сергея Дубинина, есть к тому немалые основания.

Впрочем, тогда надо спросить и с Бориса Ельцина, и с «могучей кучки» олигархов, начиная с Бориса Березовского (ныне покойного) и Михаила Ходорковского (отсидевшего совсем за другое).

А также с пропавшего в никуда Владимира Гусинского и со здравствующего Виталия Малкина, который ныне заседает в Совете Федерации.

И с уже покойного Владимира Виноградова, с «оставшихся при своих» Владимира Потанина, Михаила Фридмана или Петра Авена, с нынешнего грузинского премьера Бедзины (он же Борис) Иванишвили, и кончая примкнувшими к ним Олегом Дерипаской и Романом Абрамовичем.

Их тогда так и называли: семибанкирщина

Но вернёмся к делу. Очень похоже на то, что всё и делалось тогда только для того, чтобы сиюминутно «попристойнее» отчитаться перед президентом Ельциным. Пирамида ГКО-ОФЗ продолжала раскручиваться дальше - в долг летом в Центробанке брали уже и под 120 и под 160 процентов годовых.

Правда, по доброй воле уже мало кто давал, так как никто уже не верил в реальность возврата. Дальше тянуть было уже нельзя, и 17 августа был использован чуть ли не последний шанс что-то сделать, не особо советуясь с президентом и его окружением.

Удар по банкам, а главное, по людям, оказался просто страшным. Но если банки - это просто структура, то люди-то пострадали реально. Не было ведь тогда ни системы страхования вкладов, ни каких бы то ни было механизмов индексации. Ни вкладов, ни зарплат, ни пенсий…

А банки… что банки? Многие из них, хотя и не без проблем, ушли под банкротство, отнюдь не всегда грозящее реальными потерями владельцами и топ-менеджменту. А некоторые благополучно увели «чистые активы» в новые структуры или в оффшоры, бросив на волю вкладчиков то, что останется.

Итог известен: масса скандалов и настоящих трагедий, сотни тысяч разорившихся людей , и… всплывающие тут и там бывшие великие банкиры. Кстати, и «великий» тогдашний глава ЦБ РФ Сергей Дубинин, как и его тёзка-премьер Кириенко, тоже ведь всплыл: теперь он председатель наблюдательного совета ВТБ.

Двадцать лет спустя стало намного проще говорить о том, что дефолт оказался для российской экономики скорее полезным, чем вредным. Но даже если это так, то в проигрыше ведь оказались многие, точнее даже, подавляющее большинство из нас, да и государство-то выправилось прежде всего за счёт усилий населения и за счёт того, что население опять сумело стерпеть .

Тем не менее, для полноты анализа всё-таки перечислим преимущества, полученные отечественной экономикой в результате дефолта.

Итак, по следам августа 98-го цены внутри России повышались намного медленнее, чем рос курс доллара, и это помогло встать с колен целому ряду отечественных предприятий.

Такая тенденция сохранялась практически до осени 1999 года, когда на исполнительную власть последовательно назначили Степашина, а потом Путина. Но где же здесь заслуга авторов дефолта? Не правда ли, надо просто отдать должное тем, кто принял у них руль осенью 98-го!

Второе: многие предприятия, особенно из числа ориентированных на внутренний рынок, получили от дефолта прежде всего конкурентные преимущества. За счёт чего? А за счёт возможности держать цены намного ниже долларовых у импортёров. При этом, естественно, объёмы импорта в Россию заметно снизились.

Так было и в секторе товаров высокого качества, которые на достаточно длительное время выпали за рамки сферы реальной конкуренции с российскими товарами, и в секторе дешёвого ширпотреба, которому новая российская власть жёстко перекрыла каналы поставок в Россию. Времена засилья «челноков» к тому времени уже остались позади. Как видите, и здесь никакой заслуги творцов дефолта не наблюдается.

В какой-то мере парадоксально, но в конце концов в выигрыше оказались и те, по кому дефолт, хоть и через банки, ударил в первую очередь. Речь об олигархах и их структурах, в которых ориентированные на экспорт составляющие тоже получили конкурентные преимущества за счёт курсовых разниц. А ещё им помог неожиданно возобновившийся рост цен на нефть, а также на металлы - и цветные, и чёрные. Всё это, как известно, основные российские экспортные товары.

Здесь нельзя не вспомнить, что в какой-то мере фактором, сработавшим на ликвидацию последствий дефолта, стала даже активизация боевых действий в Чечне. Военный заказ, как бы там ни было, простимулировал сразу нескольких смежных отраслей экономики.

Наконец, ситуация с рублём, в точности отвечающая лозунгу «налетай - подешевело», так или иначе подтолкнула приток в страну инвестиционных ресурсов. От краткосрочных, но рекордных прибылей за счёт игры на курсах тогда мало кто мог отказаться. В результате только после дефолта Россия наконец обзавелась более-менее цивилизованным фондовым рынком.

Как показано выше, были у дефолта позитивные последствия. Но если сопоставить их с негативом от дефолта, сравнение получается весьма грустным. Самое худшее то, что люди окончательно перестали верить в рубль, причём надолго. Сомневаюсь, что и сегодня хоть кто-нибудь в России твёрдо и безоговорочно верит в свою валюту. Ведь были потом и рубеж 2008-2009 годов с мягкой девальвацией, и крах рубля осенью 2014-го…

Не потому ли о конвертируемости рубля, пусть хотя на пространствах бывшего СССР или хотя бы Таможенного союза или ЕАЭС, до сих пор остаётся только мечтать? Вера во власть тоже была утрачена, правительство Примакова лишь чуть поправило дело, а о том, что было дальше, лучше промолчим.

Увы, но никто в России со времён дефолта не верит и в банки, и в нашу финансовую систему в целом. Хуже того, кажется, что до сих пор большинство населения вообще не верит в то, что в финансах страны когда-нибудь и что-нибудь реально наладится.

И вдобавок ко всему этому - реальное падение производства, рост безработицы и ползучий и практически до нынешнего дня не прекращающийся рост цен. А ещё - падение жизненного уровня и обращение в фактический «нуль» вкладов в банках. И монетизация льгот, а теперь ещё и откровенно грабительская пенсионная реформа.

После 17 августа 1998 года России предлагалось уйти в «изоляционизм», чуть ли не строить железный занавес, рискуя нарваться на глобальный товарный голод. Но добиться оживления экономики, в определённой мере используя последствия дефолта, всё же удалось. Удалось правительству Евгения Примакова с первым заместителем по экономике Юрием Маслюковым и главой Центробанка Виктором Геращенко.

Удалось за счёт предельно жёсткой денежно-кредитной политики и глобальной расшивки неплатежей. За счёт мощных таможенных барьеров в виде запретительных пошлин на то, что могло производиться внутри России и широкого спектра мер экономического протекционизма. За счёт прямой поддержки социально важных отраслей и конкретных предприятий, наконец, за счёт жесточайшего контроля в сфере обращения валюты.

По поводу последнего нельзя не вспомнить ликвидированную спустя полтора года после дефолта Федеральную службу валютно-экспортного контроля, сумевшую, хотя бы на время, но почти полностью закрыть коридоры утечки валюты из страны.

Служба ВЭК, созданная по личной инициативе президента Ельцина и прямо подчинённая ему, координировала усилия сразу семи ведомств: Центробанка, Минфина, Минэкономики, Министерства внешних экономических связей, Таможенной и Налоговой служб, Федеральной службы по финансовым рынкам в сфере валютного контроля.

Нынешний преемник ВЭК - служба финансового мониторинга. К сожалению, она только собирает информацию о подозрительных сделках и валютных потоках, не имея ни права возбуждать уголовные дела, ни возможности выступить с законодательной инициативой.

Черный август. Дефолт.

После распада СССР у России существовали перманентные финансовые проблемы. Переход к рыночной экономике после плановой, внешний и внутренний долг, постоянные финансовые заимствования. Результат такой финансовой политики стал неподъемный госдолг, который привел к дефолту 17 августа 1998 года.

До 1998 года

В 1990-е годы банки зарабатывали на кредитовании других банков и на «over-night» операциях – то есть, они покупали валюту во Владивостоке до открытия биржи, а утром продавали в Москве. Прибыль составляла сотые процента, но с учетом объемов, конечный результат был очень неплох. В середине 90-х банки начали борьбу за промышленные активы, и на фоне этой борьбы хорошо зарабатывали журналисты, маркетологи и пиарщики. В столице было много денег, советских запретов не существовало, открывались клубы, рестораны, модные заведения на западный манер. Впервые за долгое время ощущалось свобода в действиях и возможность хорошо зарабатывать.

Призрак дефолта

Несмотря на более-менее стабильную ситуацию, стали ходить слухи о возможном дефолте. На это косвенно указывал Азиатский кризис 1997 года, который повлек за собой мировое снижение цен на нефть. В тот момент Россия гораздо больше зависела от цен на нефть, чем сейчас. В июне 1998 года в «Коммерсанте» появилась статья о том, что валютном рынке есть одна большая проблема – неплатежи. Сделки заключались по курсу 7 рублей 30 копеек, хотя Центробанк давал обещание, что курс доллара не превысит 7 рублей. Получается, что контакты, заключаемые по цене 7,30 , не предполагалось выполнять. Финансовые аналитики и представители банков пытались сохранить оптимизм, полагаясь на то, что правительство не допустит самого плохого развития событий. Существовала уверенность, что у государства есть деньги.

Но 17 августа, в «черный» понедельник, Сергей Кириенко объявил технический дефолт. Страна фактически признавала, что нет денег ни на выплату внешнего, ни на выплату внутреннего долга.

Но даже после этого оставались оптимисты, которые надеялись на то, что экономический кризис можно будет преодолеть в короткие сроки – до конца 1998. Георгий Мальцев, начальник управления стратегического анализа банка Инком, говорил: «ситуация с ажиотажным спросом на доллар продлиться еще неделю – десять дней, не больше. Уже сейчас мы выходим к твердому курсу 7 рублей 20 копеек за доллар». Вице-президент ЮКОСа Эдуард Грушевенко утверждал, что паника уляжется через 2 недели, но кризис 1998 года будет затяжным – до тех пор, пока не «встанет на ноги» промышленность.

Но ни через неделю, ни через две недели паника не улеглась и рубль не укрепился. Доллар стал стоить даже не 7 рублей, а 24. В один момент жизнь миллионов россиян изменилась.

Пострадавшие

Острее всего почувствовали на себе кризис обычные российские жители. Больше всего пострадали те, у кого были вклады в российских рублях и долларовые долги. Многие вспоминают кризис как катастрофическое время. Косец Ольга, президент межрегиональной общественной организации, вспоминает: «когда мы торговали на рынке, соседка заняла 20 тысяч в долларах, что бы купить товар. В пятницу она закупилась, ко вторнику рассчитывала поработать и рассчитаться, обменяв на доллары. Товара не осталось, но она потеряла в деньгах. Еле привели в чувство».

Были и те, кто оказался даже в плюсе. В основном это были сотрудники зарубежных компаний. Они получали зарплату в валюте, в конверте, поэтому для них в первое время цены показались чрезвычайно низкими, а товары доступными. Такие люди кризиса не заметили, и ощущения катастрофы не было.

Волшебный кризис

Несмотря на « ощущение катастрофы» и даже ступор, жизнь продолжалась. Снижали цены, проводили реорганизацию, кредиторы прощали долги. Фирмы меняли сферу деятельности, другие начинали ориентироваться на российское производство. Набирал популярность новый вид бизнеса – долговой. Предлагали помощь в закрытии валютных долгов, в работе с денежными остатками на вкладах банков. Кризис даже помогал покупать квартиру. Когда Вадим Сковородин увидел в газете интервью с Чубайсом, он понял, что скоро грядет крах рубля. Он заранее обменял рубли на валюту, и после стремительного повышения доллара смог, наконец-то, купить квартиру.

В то время, как люди паниковали, теряли проценты, деньги, лишались недвижимости, выигрывали самые терпеливые и спокойные. По словам Ольги Косец, кризис 98 года дал развитие легкой промышленности в России, потому что покупать товар за рубежом и продавать его в России стало невыгодно. Поэтому многие начали заниматься собственным производством.
Экономический кризис стал своего рода очищающим огнем для бизнеса в России. Исчезли фирмы-однодневки, стало появляться российское производство. В обществе стали терпимее к друг другу, в трудное для всех время помогали друг другу. Так что в какой-то степени, кризис 98 года был волшебным временем – трудным, но не без чудес.

Двадцать лет назад, 17 августа 1998 года, в России грянул дефолт. Спустя два десятилетия самое время посмотреть на это событие не только в катастрофическом ракурсе, но и как на прививку для экономики, которая в итоге привела к оздоровлению.

Что происходило в те дни и месяцы и какие уроки мы можем из них извлечь?

Дефолт подкрался незаметно. Российская валюта последние два года была одной из самых стабильных в мире: доллар плавал в валютном коридоре и стоил не дороже 6 рублей 25 копеек. В июне 1998 года Банк России согласовал получение от Международного валютного фонда кредита в $25 млрд, но Госдума, солидарное большинство в которой имели коммунисты, «Яблоко» и аграрии, отказалась его принять: и так все нормально, незачем долги множить. Еще 14 августа президент России Борис Ельцин сказал: «Девальвации не будет. Это я заявляю четко и твердо. И я тут не просто фантазирую, это все просчитано»… Но уже вечером 17 августа правительство и ЦБ сообщили об отсутствии средств, объявили о неспособности платить по государственным ценным бумагам (это и есть технический дефолт) и о переходе от плавающего курса доллара к свободному. В итоге за три с половиной недели доллар подорожал в три с половиной раза: от 6 рублей 24 копеек 17 августа до 21 рубля 6 сентября. И это речь только об официальном курсе ЦБ, а не об обменных пунктах. Многие вспоминают те дни как катастрофу.

Сонная болезнь

До дефолта экономическая элита России страдала от детской болезни дереализации (это когда с реальностью путают сказку или сон). Многим казалось, что нам почти уже удалось совместить принципы свободного рынка и идеалы социального государства. Казалось, что мы почти одолели инфляцию. В 1997 году она составляла 11% — ничто по сравнению с 2508,8% в 1992 году. А в реальности ради того, чтобы удерживать крепкий рубль, просто остановили печатный станок, и расплачивались за это бюджетники, которым по полгода не платили зарплату. Даже добывающий сектор затянул пояса до ребер. Не случайно шахтеры месяцами стучали касками на Горбатом мостике перед Белым домом… А за иллюзию, что раз государственные краткосрочные облигации России раскупают словно горячие пирожки, то в нашей финансовой состоятельности можно не сомневаться — пришлось заплатить реальностью, когда платить проценты держателям ГКО стало просто нечем.

Без шансов

Можно ли было избежать дефолта? Этот вопрос я задал двум бывшим министрам экономики России.

«За год до дефолта казалось, что начался подъем российской экономики из руин, оставшихся от распада СССР, что рыночные реформы дают первый урожай, — признался «РГ» Евгений Ясин, министр экономики России с 1994 по 1997 год. — Но начинался азиатский кризис, мировые цены на нефть были неблагоприятными для нас… Денег не хватало, и мы попытались по зарубежному опыту организовать заимствования, которые бы ничего нам не стоили. Но то, что удавалось зрелым экономикам, у нас не сыграло. Мы стали продавать ГКО под высокие проценты в то время, как курс рубля находился в валютном коридоре. Благодаря этому он занимал более выгодное положение, чем доллар, но в итоге мы не нашли выхода из этого коридора. Представьте себе: нефть — $8 за баррель, долг государства по ГКО 440 миллиардов рублей, а доллар стоит шесть рублей, и мы не даем ему подорожать. Нестыковочка. Шли споры, как выходить из положения, но никакого решения провести через парламент было невозможно — он отвергал любые предложения правительства. В итоге наше правительство просто сменилось».

«20 лет назад подвела несогласованность действий между экономическими ведомствами, — сказал «РГ» Андрей Нечаев, который возглавлял министерство в 1992-93 годах. — Например, Центробанк арестовывал ГКО минфина за то, что последний по ним не вовремя платил. Вместо этого можно было резко смягчить остроту кризиса, заморозив часть ценных бумаг. Существовала возможность перевести долговой кризис в валютный, заранее девальвировав рубль. Но вместо этого президент, Борис Николаевич, публично заявил, что девальвации не будет, чем связал руки правительству и ЦБ. Череда тактических ошибок привела Россию к неизбежности внутреннего финансового кризиса, а мировые экономические потрясения его усугубили и превратили в дефолт».

Пробуждение

За месяцы между объявлением дефолта и наступлением зимы в экономике произошло два явления.
Первое. Всем бюджетникам вернули долги по зарплате, да и о кризисе неплатежей в реальном секторе забыли. Коль уж рубль все равно упал в четыре раза, то и денежную массу ЦБ увеличил втрое. Кстати, курс доллара, установленный дефолтом, продержался целое десятилетие: до 2008 года.

Второе. До дефолта по федеральным каналам крутили социальную рекламу: «Покупайте российское». После рокового августа российское уже не требовалось в рекламе. Рост цен на отечественные товары в 1998 году остался на уровне 11%, а импортные подорожали согласно курсу до 400%. Соответственно, российские производители (главным образом продуктов питания) стали наращивать мощности и заполнять прилавки в магазинах, куда раньше не могли пробиться.

«В конце 1998 года началось оживление, — вспоминает Ясин. — Рост производства в 1999 году превысил 8%, таких темпов никогда не было. Рост ВВП — 2%. Инфляция сносная — 37%. Она практически на порядок отставала от девальвации. С валюты сняли искусственные ограничения, правила стали понятными, а экономика рыночной, следовательно, начался значительный приток инвестиций. Болезненные трансформации девяностых годов в итоге привели к «тучным нулевым годам».

«Обычно в минуты роковые государство думает о сохранении социальных гарантий в ущерб промышленности и предпринимательству. Кризис 1998 года прошел по противоположному сценарию, — сказал «РГ» научный руководитель Института экономики РАН Руслан Гринберг. — Население пострадало, а производство поднялось. Мы получили полноценный отечественный пищепром. Это была первая большая волна импортозамещения. И для экспортеров девальвация была полезной. В 1999 году внешнеторговое положительное сальдо достигло 20% ВВП (ранее оно было отрицательным). И произошло это не только из-за того, что упал импорт и немного подорожала нефть. Производство подскочило настолько, что заполнило внутренний рынок и устремилось на внешние. Мы стали экспортировать что-то кроме углеводородов».

Магия восьмерки

О кризисе двадцатилетней давности заставляет вспомнить не только памятная дата, но и тревожные шатания рубля в начале августа нынешнего. Очередная волна американских санкций не так вредна сама по себе, как вербальные интервенции вокруг нее. Заявления американских конгрессменов о том, что они обвалили российскую экономику, или наблюдения аналитиков Bank of America, будто динамика рынков сходна с той, что предшествовала кризису 1998 года, имеют некоторый биржевой эффект. Но влияние информационных вбросов на курс валют редко бывает долгосрочным. Особенно если эта информация опровергается.

«Полтора года назад специалисты Bank of America уже делали точно такие же заявления и сравнения, это тоже несколько повлияло на курсы валют, но предсказываемый ими кризис тогда не случился, а курсы стабилизировались», — сказал «РГ» директор Института стратегического анализа ФБК Игорь Николаев.

«Сегодняшняя ситуация несопоставима с той, что была во время мирового кризиса 1998 года, — говорит Андрей Нечаев. — Валюты развивающихся рынков, включая Россию, более устойчивы, чем 20 лет назад. Их снижение происходит не из-за слабости экономики этих стран, а в результате мер, которые США предпринимают для укрепления доллара. Поэтому статистические аналогии американских банкиров «притянуты за уши». Кроме того, для России кризис 1998 года был долговым, а сейчас у нас практически нет государственного долга».

Кстати, Штаты заинтересованы только в том, чтобы слегка покусывать Россию, но не обваливать рубль. Точно так же, как российский бизнес вовсе не мечтает об обрушении Бреттон-Вудской системы (международных расчетов не золотом, а долларами). Хоть мы и конкуренты, но общих интересов у двух стран больше. Не случайно США периодически устраивают геополитические интриги, которые укрепляют цены на нефть (а значит, и рубль) к нашему общему удовольствию. Вот и сейчас Вашингтон играет на повышение нефти через Персидский залив.

Инфографика: «РГ»/ Леонид Кулешов/ Михаил Зубов

А мы часто наносим себе гораздо больший ущерб сами — доморощенными слухами и приметами. Например, о том, что в августе (восьмом месяце) каждого года, который оканчивается восьмеркой, обязательно должна произойти какая-нибудь неприятность.

Честно говоря, для нашей экономики восьмерка — действительно заколдованная цифра. В 1988-м на всей территории СССР ввели продовольственные карточки на сахар и другие продукты (в зависимости от региона). В 1998-м грянул суверенный дефолт, а мировой кризис 2008 года оставил без работы сотни тысяч наших сограждан (только официальный показатель безработицы вырос на 2,5%) и загнал обремененных валютными кредитами россиян в долговую яму. Причем все эти кризисы начинались действительно в августе.

И все же любая серия рано или поздно заканчивается. Текущий август поволновал, но не более того.

Советы семейному совету

С тех пор как после крушения СССР Россия вернулась в капиталистический мир, она подчиняется его законам. Включая цикличность мирового экономического развития от кризиса к кризису. В 1998 году мы еще не предполагали, что эта конъюнктура нас касается настолько тесно, а проблемы далекой Юго-Восточной Азии прорвутся в Москве. Теперь мы понимаем, что России от глобальных финансовых штормов не спрятаться, но научились относиться к ним не как к катастрофе, а буднично, как к насморку или неизбежности понедельника. Просто к этому нужно быть всегда готовым. К кризису 2008 года был накоплен стабилизационный фонд, к примеру.

«Глобальный финансовый кризис последнее время случался ровно раз в 10 лет, но это просто совпадение, — полагает Игорь Николаев. — Сейчас кризис действительно назревает: налицо перекапитализация рынков, прежде всего — фондового. Но для того чтобы финансовый пузырь лопнул, должен появиться «спусковой крючок». В 1998 году им стал кризис в Юго-Восточной Азии, в 2008-м — ипотечный кризис в США. А сейчас не видно, что может сыграть роль такого «крючка».

Вести антикризисную подготовку желательно не только правительству, но и каждой семье. Как государство формирует резервы на фоне постоянных споров, что лучше: накопить на «черный день» или вложить эти деньги в реальный сектор, так и «ячейке общества» хорошо бы решить: нужен ей свой «резервный фонд» или лучше деньги потратить на покупки.

«Трети населения хватает только на еду, и им не нужно ничего выгадывать, отказывать себе в необходимом ради накоплений. Еще у одной трети, которая чуть богаче, могут возникать разные фантазии: а не купить ли мне машину покрасивее… Вот я сейчас не советовал бы этого делать, — сказал «РГ» финансовый омбудсмен России Павел Медведев. — Ездит твоя машина нормально — продолжай пользоваться ею. Лучше излишек средств держать в банке, но — только сумму, сохранность которой гарантируется государством: на рублевом депозите — не более 1 млн 400 тысяч, на валютном — до 700 тыс. в рублевом эквиваленте. Если у банка возникнут проблемы, то Агентство по страхованию вкладов в любом случае возместит эти суммы — система не дала ни одного сбоя за 10 лет. И главное — не бежать в обменные пункты, если туда ринутся толпы. Потому что потом спекулятивная часть курса сойдет на нет и выяснится, что вы купили валюту чуть ли не вдвое дороже. Самое обидное, что больше всех на сиюминутных скачках теряют люди со скромным достатком. Более наивные и менее богатые. А более богатые и менее наивные на этом цинично зарабатывают. Поэтому, если однажды вы услышите из новостей, что рубль в опасности, то продолжайте смотреть телевизор. Ничего не делайте и старайтесь не волноваться, чтобы хоть здоровье сохранить».

А как у них?
Кто чемпион мира по дефолтам

Дефолты объявляли многие страны по всему миру, но в последние годы это явление наиболее характерно для стран Латинской Америки. Так, только в XXI веке отказывались от своих долговых обязательств власти Нигерии, Парагвая, Никарагуа, Доминиканской Республики, Греции, Аргентины, Уругвая, Венесуэлы и Эквадора. Кстати, две последние страны — рекордсмены по количеству экономических кризисов в истории. Каждая из них объявляла о дефолтах по 10 раз.

В Аргентине за последние 20 лет это происходило дважды. В 2001 году после привязки национальной валюты к американскому доллару аргентинские товары оказались неконкурентоспособными, что отрицательно сказалось на развитии промышленности.

К тому же после того, как Бразилия прибегла к девальвации собственной валюты в 1999-м, инвесторы перенаправили туда значительную часть своих средств. В результате Буэнос-Айрес был вынужден покрывать внешний долг все новыми и новыми долговыми обязательствами. Однако в 2001 году Международный валютный фонд отказался предоставлять Аргентине новые кредиты, и исполняющий обязанности президента страны Адольфо Родригес Саа объявил о крупнейшем в истории дефолте (около 100 млрд долларов). Для выхода из кризиса власти страны ввели контроль над ценами, запретили поднимать тарифы на коммунальные услуги, отказались от ряда инфраструктурных проектов.

В 2005 и в 2010 годах Аргентина провела две реструктуризации долга, который прекратила обслуживать в 2001 году. Тем не менее последствия кризиса ощущаются до сих пор, в 2015 году был даже объявлен технический дефолт, страна не смогла вовремя выплатить проценты по займам. Однако министр экономики и финансов Аргентины Аксель Кисильоф заверил, что страна продолжит обслуживание своего внешнего долга. Ситуация в Аргентине привела к дефолту в 2003 году в Уругвае. Держатели капитала начали выводить свои средства из экономики страны, что привело к снижению ВНП, девальвации песо и невозможности выплатить проценты по облигациям. В итоге правительству пришлось обратиться к держателям ценных бумаг с просьбой об отсрочке в пять лет. Кредиторы пошли Уругваю навстречу.

В Европе в последние годы технический дефолт допускала только Греция. В 2015 году она не смогла перевести МВФ в срок транш в размере 1,54 млрд евро в рамках погашения задолженности. От объявления настоящего дефолта спасло соглашение с Брюсселем, который предоставил стране новые кредиты в рамках программы Европейского механизма стабильности.

Похожие статьи